Да не опустится тьма - Страница 17

— Не надо, — простонал Пэдуэй. — Я быстро поправлюсь, только оставьте меня в покое…

— Я привел его с собой, Мартинус. Будь, пожалуйста, благоразумен, он тебе не повредит. Нельзя же допустить, чтобы ты умер с такими долгами… Хотя это, разумеется, не главное. Я лично питаю к тебе самые искренние…

Все происходящее казалось Пэдуэю кошмаром. Чем больше он протестовал, тем усерднее к нему вели знахарей.

Иекония из Неаполя оказался маленьким толстячком, подвижным и энергичным, и походил скорее на расторопного торговца, чем на мудрого мага.

— Положись на меня, бесподобный Мартинус! Сперва небольшое заклинание для отпугивания слабых духов. — Он извлек из недр своей одежды кусок папируса и зачитал фразу на непонятном языке.

— Ведь не больно, а? Предоставь все старому Иеконии, он знает, что делает!.. Теперь положим под подушку этот амулет, вот так. Ну, разве тебе уже не лучше? А теперь посмотрим твой гороскоп. Ты только назови дату и час своего рождения…

Черт побери, подумал Пэдуэй, каким образом разъяснить этому прыгучему шарлатану, что он родится через тысячу семьсот семьдесят три года? Его терпение лопнуло. Отбросив последние остатки самообладания, Мартин приподнялся в постели и хрипло закричал:

— Дерзкий нечестивец, ужель ты не знаешь, что пред тобой — один из наследных хранителей Печати Соломона? Что единым словом я разбросаю твои несчастные планетки по небосводу и небрежным жестом потушу светило? И ты еще заикаешься о моем гороскопе?!

Глаза мага вылезли на лоб.

— Астарот! Баал-Мардук! — взвыл Пэдуэй. — Сгинь, жалкий червь! Посмей только рот открыть, и я поражу тебя самой страшной из проказ! Твои глаза загноятся, пальцы отвалятся сустав за суставом…

Но Иекония уже выскочил за дверь. Слышно было, как он перепрыгивал через три ступеньки кряду, затем упал, покатился кубарем по лестнице и вылетел на улицу.

Пэдуэй усмехнулся и сказал Фритарику, прибежавшему на шум:

— Встань у входа с мечом и всем говори, что Веккос велел никого ко мне не пускать. Никого, слышишь?! Даже если явится сам Святой Дух, чтобы духу его здесь не было!

Фритарик поспешно заступил на пост. Через несколько минут он робко заглянул в комнату:

— Хозяин, я нашел одного гота, который лечит эльфов прострел. Может, привести…

Пэдуэй издал душераздирающий стон и натянул на голову покрывало.

Наступил апрель 536 года. В декабре генерал Велизарий покорил Сицилию. Мартин узнал об этом спустя несколько недель. Все силы и помыслы посвятив печатному станку, четыре месяца он выходил из дома только по самым важным делам. И до сих пор почти никого в Риме не знал, хотя познакомился с библиотекарем и коллегами Томасуса: Эбенезером-евреем и Варданом-армянином.

Когда станок был готов, Пэдуэй собрал работников и обьявил:

— Полагаю, вы понимаете, что сегодня у нас день особый. Фритарик выдаст каждому по маленькой бутылке бренди; уходя домой, заберете. И тот, кто первым уронит молоток на медные буквы, будет немедленно уволен. Надеюсь, не уронит никто, потому что вы отлично поработали, и я вами горжусь. Все.

— Прекрасно, прекрасно, — произнес Томасус, — я ни на йоту не сомневался, что ты построишь свою машину, всегда был уверен в твоем успехе. Что собираешься печатать? «Историю готов»? Префект будет очень доволен.

— Нет, на это уйдут месяцы, особенно если учесть, что мои люди — новички. Я начну с азбуки.

— Отличная мысль! Однако, Мартинус, прими совет: положись на помощников, отдохни! У тебя такой вид, словно ты месяц не высыпался.

— Вообще-то, так оно и есть. Но какой отдых, без меня все остановится! Кроме того, надо обеспечить реализацию, заинтересовать учителей, воспитателей… Все приходится делать самому. И есть еще одна идея.

— Что?! Снова замыслил какую-то дикую…

— Спокойней, спокойней, Томасус, держи себя в руках. Я хочу печатать еженедельную сводку новостей.

— Послушай, Мартинус, не зарывайся. На тебя ополчится вся гильдия писцов!.. И вообще, рассказал бы ты о себе побольше. Самый загадочный человек в городе! Меня все спрашивают…

— Ну так говори, что ты в жизни не встречал никого занудливее.

В Риме оказалось около сотни писцов. Возможную неприязнь с их стороны Пэдуэй нейтрализовал хитрой уловкой: нанял их всех в качестве репортеров, предложив несколько сестерций за интересную информацию о текущих событиях.

Когда пришло время собирать материал для первого номера, Мартин обнаружил, что необходима строжайшая цензура. Например, одна из полученных заметок была такого содержания:

...

«Наш безнравственный и развратный городской правитель Гонорий был преследуем в среду утром по Широкой дороге юной девой с мясницким тесаком. Так как трусливого негодяя не обременяла даже видимость одежды, он легко оторвался от погони. Это уже четвертый скандал за месяц, вызванный аморальным поведением градоначальника. По слухам, группа разгневанных отцов, чьих дочерей Гонорий обесчестил, взывает к королю Теодохаду с мольбой найти на него управу. Впрочем, надо надеяться, в следующий раз, когда за гнусным распутником будут гнаться с ножом, Гонорию не спастись.»

Да, подумал Пэдуэй, кому-то наш славный правитель явно не по душе… Но как бы ни правдиво были изложены события, в Риме еще не приняли закона о свободе печати, и ничто не защитит издателя от знакомства с городской камерой пыток.

Поэтому в первом восьмиполосном выпуске о девах с мясницкими тесаками ничего не говорилось. Там была масса безобидной информации, короткая поэма — творение писца, возомнившего себя вторым Овидием, — написанная Мартином передовица, в которой он выражал надежду, что римлянам его газета покажется полезной и интересной, и небольшая статья, также написанная Мартином, о нравах и повадках слонов.