Да не опустится тьма - Страница 23

Каждое утро Фритарик и Пэдуэй ездили в Петилию следить, как продвигается выполнение заказа, и Андроникус неизменно пытался продать им тонну стеклянного хлама.

В Рим Пэдуэй увозил дюжину линз: шесть плосковогнутых и шесть плосковыпуклых. Оставалось закрепить линзы на одной оси и подобрать оптимальное расстояние между ними. Лучший результат дало расположение вогнутой в окуляре, а выпуклой примерно в тридцати дюймах от нее. В стекле были пузырьки, изображение получалось размытым, и все же эта примитивная подзорная труба позволила разместить сигнальные башни вдвое дальше друг от друга.

В газете между тем появилось первое рекламное объявление. Томасусу пришлось хорошенько прижать одного из своих должников, чтобы тот купил пол-полосы.

...

ХОТИТЕ УСТРОИТЬ СЕБЕ

ВЕЛИКОЛЕПНЫЕ ПОХОРОНЫ?

Собираетесь отдать Богу душу?

Но и в могилу надо сходить со вкусом!

Если заботу о ваших похоронах возьмем на себя мы, то

ВАМ НЕ О ЧЕМ ВОЛНОВАТЬСЯ!

Не рискуйте спасением души — не обращайтесь к гробовщикам-халтурщикам!

НАШИ СПЕЦИАЛИСТЫ ИМЕЮТ ДЕЛО

С САМЫМИ БЛАГОРОДНЫМИ

ПОКОЙНИКАМИ В РИМЕ!

Гарантируем отправление любого религиозного обряда.

Особые цены для еретиков.

За небольшую доплату обеспечивается скорбная музыка.

Похоронное бюро Джона-египтянина

(близ Виминала)

ГЛАВА 6

В кабинет Пэдуэя без стука ввалился Юниан, начальник отдела строительства компании «Римский телеграф».

— Работа… — Он судорожно перевел дыхание и начал снова: — Работа над третьей башней неаполитанской линии остановлена сегодня утром подразделением солдат римского гарнизона. Я спросил, какого черта они вмешиваются, а они ответили: «По приказу!» Что будем делать, о великолепнейший босс?

Итак, готы возражают?.. Надо выходить на высшие армейские чины. Пэдуэй скривился при мысли о необходимости вновь лезть в политику.

— Ладно, пойду к Лиудерису.

Начальник римского гарнизона, крупный осанистый гот с кустистыми белыми бакенбардами, говорил по латыни довольно прилично, однако время от времени поднимал голубые глаза к потолку и беззвучно шевелил губами, будто молился; на самом деле он склонял и спрягал глаголы, стараясь избежать ошибок.

— Мой дорогой Мартинус, идет война! А ты возводишь эти… э-э, таинственные башни, не спрашивая у нас разрешения. Некоторые из поддерживающих тебя патрициев… э-э, известны своими прогреческими настроениями. Что нам прикажешь думать? Скажи спасибо, что мы тебя еще не арестовали.

— Я надеюсь, мои башни пригодятся армии для передачи сведений военного характера, — указал Пэдуэй.

Лиудерис пожал плечами.

— Я простой солдат и выполняю свой долг. Мне не разобраться в этих… э-э, устройствах. Возможно, ты и прав. Но я не могу взять на себя такую… э-э, ответственность.

— Значит, ты не отменишь свой приказ?

— Нет. Тебе надо обратиться за разрешением к королю.

— Но у меня нет времени ехать сейчас в Равенну…

— Решай сам, дорогой Мартинус. Я выполняю свой долг.

Пэдуэй сменил тактику.

— Какой трезвый ум! Какая осмотрительность! Будь я королем, не пожелал бы себе лучшего солдата!

— Льстец! — На лице гота расплылась довольная улыбка. — Мне искренне жаль, что я не могу удовлетворить твою просьбу.

— Каковы военные новости?

Лиудерис помрачнел.

— Безрадостные… Впрочем, лучше помолчать. Я уверен, что ты человек гораздо более опасный, чем кажешься.

— Можешь смело мне доверять. Все мои симпатии на стороне готов.

— Вот как? — с сомнением произнес Лиудерис. Он задумался в поисках доказательств. — Какой ты веры?

Пэдуэй ждал этого вопроса.

— Я — конгрегационалист. У меня на родине так называется арианство.

— Ну, тогда, наверно, все в порядке. Новостей немного, а те, что есть, — дурные. Велизарию противостоит лишь горстка войск под командованием Эвермета, зятя короля. А наш славный король…

Начальник гарнизона вздохнул и вновь пожал плечами.

— Превосходнейший Лиудерис, может, ты все же отменишь свой приказ? А я немедленно напишу Теодохаду.

— Нет, добрейший Мартинус, не имею права. Сперва получи разрешение. И, если хочешь дела, отправляйся к королю сам.

Так, помимо собственной воли, Пэдуэю пришлось оседлать смирную кобылу и направиться через Аппенины к Адриатике. Фритарик сперва был от похода в восторге — так хотелось ему снова сесть на коня. Однако очень скоро его настроение изменилось.

— Хозяин, — ворчал он, — я человек простой, необразованный. Но в лошадях толк знаю. Я всегда говорил, что хорошая лошадь — лучшее вложение денег. Если сейчас вдруг выскочат разбойники, наши старые клячи нас не спасут. О, я не страшусь смерти и тем более разбойников. Но сдохнуть подобно шелудивому псу в какой-нибудь безымянной могиле — что за позорный конец для благородного вандала! В моем прекрасном имении в Африке…

— Я не держу конюшен, — раздраженно сказал Пэдуэй — и смягчился, поймав обиженный взгляд Фритарика. — Ничем, старина, когда-нибудь мы позволим себе добрых лошадей. Пока же у меня такое чувство, будто я сижу на муравейнике.

Они достигли Равенны на исходе четвертого дня. Косые лучи заходящего солнца пробивались сквозь туманную дымку и высвечивали золотые купола. Подал голос церковный колокол, и лягушки в лагунах умолкли; потом вновь принялись заунывно квакать. Таким Мартину и запомнился этот город у дамбы: перезвон колоколов, кваканье лягушек и пронзительная, безжалостная песнь москитов.