Да не опустится тьма - Страница 37


К оглавлению

37

Лиудерис, лежащий рядом с Пэдуэем, сказал:

— Ja, ja, вижу какой-то сигнал. По-моему, они ставят лагерь. Мартинус, как ты догадался, что они выберут именно это место?

— Элементарно. Помнишь маленькое устройство, которое крепится к колесу фургона? Оно измеряет пройденный путь. А зная точку отсчета и сколько греки проходят в день, остальное вычислить несложно.

— Поразительно! Ты обо всем ухитряешься подумать! — Большими доверчивыми глазами Лиудерис напоминал Пэдуэю святого Бернарда. — Велеть инженерам устанавливать «Брунгильду»?

— Пока не торопись. Когда зайдет солнце, мы определим расстояние до лагеря.

— Но как это сделать, чтобы при этом нас не увидели?

— В свое время покажу. А пока проследи за тишиной и порядком.

Лиудерис нахмурился.

— Моим людям не по нраву холодный ужин. Если не стоять у них над душой, кто-нибудь обязательно разведет костер.

Пэдуэй вздохнул. Он уже порядком намучился с темпераментными и недисциплинированными готами. Сегодня они, словно маленькие ребятишки, безудержно восторгаются планами Загадочного Мартинуса, как его называли, а завтра могут бунтовать против введения строгих правил. Пэдуэй справедливо считал, что ему самому не следует командовать, поэтому отдуваться приходилось Лиудерису.

Византийцы быстро и умело разбили лагерь. Вот настоящие солдаты! Готам долго еще учиться подобной слаженности. Какой, к примеру, шум поднялся, когда Пэдуэй потребовал людей на обслуживание катапульт. Управляться с катапультой — не мужское занятие, оно, видите ли, не к лицу настоящему воину!.. Чтобы высокородные копейщики сражались пешими, словно толпа рабов?!.. Пэдуэй разлучил их с лошадьми хитроумным путем: он, точнее по его наущению Лиудерис, объявил о формировании специального отряда, куда будут приниматься только лучшие из лучших, и добавил, что впоследствии кандидаты будут даже платить за вступление.

Темнело. В подзорную трубу едва различался генеральский штандарт над большим шатром. Возможно, одна из фигурок около него — Велизарий. Был бы сейчас пулемет… Но зачем зря мечтать, пулемета нет и не будет; удастся со временем сделать заряжаемый со ствола мушкет — и то огромное достижение.

На штандарте виднелись буквы: «СНР» — сенат и народ Рима. Армия наемников, состоящая из гуннов, мавров и анатолийцев, под командованием славянина, работающего на выходца из Далмации, который правит в Константинополе и не имеет никакого отношения к Риму, — эта армия называет себя Армией Римской Республики, и ничего странного в этом никто не видит!

Пэдуэй встал, крякнув под тяжестью плетеной кольчуги, с помощью тригонометрии прикинул расстояние до вражеского лагеря и, мысленно отсчитав от него четверть мили — радиус действия «Брунгильды», — определил место для установки катапульты. Из лагеря доносились обрывки песен. Очевидно, план Мартина — «забыть» под носом у византийских фуражиров телегу, груженную бренди, — успешно сработал, несмотря на известную неприязнь Велизария к пьяным солдатам.

Принесли мешки с серной пастой. Пэдуэй взглянул на часы, благополучно извлеченные из тайника в стене, — почти полночь.

— Все готово? — спросил он. — Поджигайте первый.

Мешок положили в ложку, подожгли промасленные тряпки, и Пэдуэй лично дернул за пусковой шнур. «Сссс-бомм!» — сказала «Брунгильда». Воздух прочертила огненная парабола. Мартин взбежал на вершину холма, который закрывал их позицию. Как мешок влетел в лагерь, он не видел, но пьяные песни прекратились, а вместо них возник гул, будто кто-то потревожил осиное гнездо. Сзади в темноте защелкали бичи, заскрипели веревки — в систему блоков и шкивов, придуманную Пэдуэем для скорейшего взведения рычага, впряглись лошади. «Сссс-бомм!» Тряпки погасли, и мешок ушел к врагу невидимый и безвредный. Ничего, через несколько секунд последует другой. «Сссс-бомм!» Гул набрал силу, стали слышны отдельные крики.

— Лиудерис! — позвал Пэдуэй. — Давай команду!

Во вражеском лагере заржали лошади — двуокись серы пришлась им не по нраву. Хорошо, можно надеяться, что византийская конница будет дезорганизована. Среди общего шума Пэдуэй различил лязг и бряцанье выступивших готов. В лагере что-то ярко загорелось, и языки пламени высветили подбирающихся к противнику готских солдат — рот и нос каждого закрывала мокрая тряпка, а большие круглые щиты для распознавания были выкрашены в белый цвет. Отблески оранжевых огоньков тлеющей серы играли на шлемах и обнаженных мечах. Уж что-что, а напугать такое воинство могло кого угодно.

Когда готы подошли к лагерю, шум усилился десятикратно: добавилась симфония кузнечного перезвона мечей. Потом атакующие и обороняющиеся смешались, и уследить за боем стало невозможно.

Один из механиков доложил, что мешки с серой кончились.

— Что нам теперь делать?

— Ждите дальнейших распоряжений, — ответил Пэдуэй.

— Но, капитан, мы хотим драться! Так ведь всю забаву прозеваем!

— Ni! Нельзя! Кроме вас никто не умеет обращаться с катапультой. Я не могу рисковать ценными людьми.

— Ха! — раздался голос в темноте. — Не вступить в бой — что за трусость! Пошли, ребята. Ну его к черту, этого Загадочного Мартинуса!

И не успел Пэдуэй опомниться, как двадцать специально обученных механиков трусцой побежали к лагерю.

С досадой плюнув, Пэдуэй отправился на поиски Лиудериса. Командующий восседал на лошади перед большим отрядом копейщиков. Далекое зарево выхватывало из тьмы лица, шлемы и частокол вертикально поставленных копий. Это романтическое зрелище напоминало сцену из оперы Вагнера.

37