— Знаю только одного фермера-гота — Невитту, сына Гуммунда. Он меня сюда и послал.
— А, Невитта… Да, я с ним знаком. Он готов за тебя поручиться?
Пэдуэй задумался. Невитта, несмотря на свою душевную щедрость, не производил впечатление человека, щедрого на деньги.
— Нет, — признался Мартин. — Вряд ли.
Томасус закатил глаза к потолку.
— Ты слышишь, о Боже? Вваливается какой-то варвар, едва лепечущий по латыни, набирается смелости заявить, что у него нет ни ценностей в обеспечение, ни поручителя, и нагло просит у меня ссуду! Господи, да где это слыхано?
— Я постараюсь тебя убедить, — вставил Пэдуэй.
Томасус сокрушенно покачал головой и зацыкал зубом.
— Чего у тебя в избытке, так это самомнения, молодой человек. Как, говоришь, твое имя? — Пэдуэй повторил то, что сказал Невитте.
— Ладно, выкладывай свою идею.
— Ты правильно изволил заметить, — начал Мартин, надеясь, что говорит, должным образом сочетая почтение и чувство собственного достоинства, — я чужеземец и только накануне прибыл из Америки. Это очень далекая страна, и люди, разумеется, живут там совсем иначе, чем в Риме. Если ты поможешь мне в производстве некоторых предметов нашего обихода, которые здесь неизвестны…
— Боже! — вскричал Томасус, трагически воздев руки. — Ты слышишь, Боже! Он не хочет, чтобы я поддержал его в каком-нибудь благоразумном, серьезном деле, о нет! Он самонадеянно хочет развернуть производство каких-то новомодных штучек, о которых никто и слыхом не слыхивал!.. Совершенно исключено, Мартинус, я и думать об этом не стану. А что ты имел в виду?
— У нас есть напиток, который делают из вина, — бренди. Полагаю, он будет пользоваться здесь успехом.
— Какое-то варварское пойло? Нет, мне и в голову не придет рассматривать такое предложение! Хотя я согласен, Риму отчаянно не хватает многих товаров. С тех пор, как столицей объявили Равенну, в городскую казну перестали поступать государственные налоги. Рим неудачно расположен, он никому, в сущности, не нужен. Но где искать помощи? Никого не допросишься, Король Теодохад все время только стихи пишет. Тоже мне, поэт!..
Пэдуэй потихоньку начал вспоминать что-то из римской истории шестого века.
— Кстати о Теодохаде… Королева Амаласунта еще не убита?
— Как же! — Томасус бросил на Мартина подозрительный взгляд. — Убита. Прошлым летом.
Это означало, что Юстиниан, «римский» император Константинополя, вскоре предпримет успешную и роковую попытку вновь завоевать Италию для империи.
— Но почему ты задаешь такой странный вопрос? — продолжил Томасус.
— Можно… можно мне сесть? — пролепетал Пэдуэй и рухнул на скамью. Колени его дрожали. До сих пор происходящее казалось ему каким-то хитрым, нереальным маскарадом. Собственный вопрос об убийстве королевы Амаласунты, помог осознать наконец весь ужас, всю опасность существования в этом мире.
— И все же, чужеземец, почему ты задал такой странный вопрос?
— Странный? — невинно удивился Пэдуэй, сообразив, где допустил ошибку.
— Ты спросил, не убита ли она еще. Словно наперед знал ее судьбу. Ты прорицатель?
Пэдуэй вспомнил совет Невитты глядеть в оба. Да, Томасусу палец в рот не клади!
— Не совсем… — Он пожал плечами. — Я еще прежде слышал, будто бы между двумя готскими правителями пробежала кошка, и Теодохад не прочь избавиться от соперницы. Ну… мне просто интересно, чем это кончилось, вот и все.
— Удивительная были женщина, — произнес сириец. — И недурна собой, даже в сорок лет. Ее утопили в собственной ванне. Лично я думаю, что нашего слюнтяя подзуживала его жена, Гуделинда. У самого Теодохада духу бы не хватило.
— Может, она ревновала, — словно оправдываясь, предположил Мартин. — Так как насчет изготовления этого, как ты выразился, варварского пойла?..
— Что? Вот упрямец! Совершенно исключено. В Риме надо вести дело очень деликатно — не то что в каком-нибудь новом городе. Вот в Константинополе… — Томасус вздохнул. — Где легко разбогатеть — так это на востоке. Но я не хотел бы там жить. Благодаря стараниям Юстиниана у еретиков, как он их называет, там слишком много хлопот. Между прочим, какой ты веры?
— А ты? Хотя мне, разумеется, все равно.
— Я несторианин.
— Что ж, — осторожно произнес Пэдуэй, — а я принадлежу к конгрегационалистам, — Это было весьма далеко от истины, но Мартин полагал, что агностицизм вряд ли популярен в помешавшемся на религии древнем Риме. — Практически то же несторианство… Так вот, о производстве бренди…
— Не может быть и речи, молодой человек! Просто немыслимо! Что тебе нужно для начала?
— Большой медный котел и медная трубка, а также вино как исходный материал. Ну и помощников — быстрее дело пойдет.
— Нет, риск слишком велик. Извини.
— Послушай, Томасус, а если я покажу тебе, как вдвое сократить время на ведение банковских книг?
— Ты что, математический гений?
— Нет, но у меня есть система, и я могу обучить твоих людей.
Томасус закрыл глаза, словно левантинский Будда.
— Ну, если тебе нужно не больше пятидесяти солидов…
— Бизнес — всегда риск, ты же знаешь.
— В том-то и беда… Хорошо, согласен. Если твоя система действительно так хороша.
— Под какой процент? — спросил Мартин.
— Как обычно. Три процента.
Пэдуэй был поражен. Потом он осведомился:
— Три процента… за какой срок?
— В месяц, разумеется.
— Слишком много!
— А чего же ты хочешь?
— У меня на родине шесть процентов годовых — это уже немало.