— Каша? Ха-ха-ха, очень смешно. Хорошо, я постараюсь. Теперь о твоем шестимесячном кредите…
Ну все, с горечью подумал Пэдуэй, началось. Как правило, общаться с банкиром было легко и даже приятно. Но Томасус органически не мог вести самых простых финансовых операций, не поторговавшись с пеной у рта долгие часы. Возможно, он получал от этого удовольствие. Мартин — нет.
Трясясь верхом на лошади по дороге во Флоренцию, Пэдуэй с грустью вспоминал Доротею. На этот раз, приехав в Рим, он с ней не встретился — не посмел. Еще одна причина поскорее выдать замуж Матасунту. Доротея была бы для него куда более подходящей парой. О нет, о любви пока речь не идет, хладнокровно рассуждал Мартин, однако если видеться чаще…
Впрочем, сейчас не до того. Хорошо бы выкроить время и отоспаться, посидеть в библиотеке, отдохнуть, в конце концов! Пэдуэй любил отдых ничуть не меньше, чем кто-либо другой, хотя этот самый другой счел бы его представления об отдыхе весьма странными.
Во Флоренции Пэдуэй снял за государственный счет помещение и отправился проверять, как идет его дело. На этот раз ревизия ничего не выявила. Либо кражи прекратились, либо бухгалтеры набрались опыта.
Фритарик опять взмолился взять его с собой и продемонстрировал выкупленный наконец легендарный меч, украшенный каменьями. Меч Пэдуэя разочаровал, хотя Мартин постарался не подать виду. Камни были отполированы, а не огранены; огранку еще не изобрели. Но любимое оружие словно прибавило Фритарику росту, и Пэдуэй против собственной воли сдался, назначив управляющим расторопного и честного Нерву.
В горах два дня бушевала снежная буря, и в Равенну они прибыли, все еще дрожа от холода. Город этот с его промозглой погодой действовал Мартину на нервы, а проблема Матасунты не на шутку пугала. Он нанес принцессе визит и неискренне клялся в любви, все время мечтая убраться отсюда восвояси. Однако не позволяли дела.
Урия объявил, что он согласен на предложение Пэдуэя и готов идти на службу.
— Меня уговорила Матасунта, — признался он. — Чудесная женщина, правда?
— Безусловно, — ответил Пэдуэй. В поведении прямого открытого Урии чувствовалась уклончивость и смущение, когда он говорил о принцессе, и Мартин про себя удовлетворенно улыбнулся. — Я хочу, чтобы ты возглавил военную школу по византийскому образцу.
— Как! Я-то надеялся, что ты поручишь мне командование где-нибудь на границе.
Ага, отметил Пэдуэй, не у одного тебя Равенна вызывает тягостное чувство.
— Э, нет, мой дорогой. Кто-то должен заниматься и неприятной работой, а это дело государственной важности. Я тут не гожусь — готы не допустят, чтобы военному искусству их учил посторонний. С другой стороны, нужен человек образованный и умный.
— Согласен, академия нам необходима. Однако, великолепнейший Мартинус, ты пробовал когда-нибудь учить готского офицера?
— Знаю, знаю. Большинство из них не умеет ни читать, ни писать и презирает тех, кто умеет. Именно поэтому я выбрал тебя. Ты пользуешься уважением, и если в их упрямые головы вообще можно что-нибудь вбить, у тебя есть все шансы на успех. — Мартин с сочувствием улыбнулся. — Иначе зачем бы я так хотел воспользоваться твоей помощью?
— Ну, спасибо. Я вижу, ты умеешь заставить людей делать то, что тебе надо.
Пэдуэй поделился с Урией своими идеями. Что, по его мнению, главная слабость готов — отсутствие координации между конными копейщиками и пешими лучниками; что для усиления мощи важно иметь как пеших копейщиков, так и конных лучников; что необходимо совершенствовать вооружение. И описал устройство арбалета.
— На подготовку хорошего лучника уходит пять лет, — продолжал он, — в то время как с арбалетом любой новобранец научится обращаться за несколько недель. А если раздобыть умелых кузнецов, я покажу тебе кольчугу, которая весит вдвое меньше ваших, надежнее защищает и не сковывает движения. — Мартин улыбнулся. — Не исключено, что кое-кто не примет эти новшества и станет ворчать. Так что ты лучше действуй постепенно. И помни — идеи твои, тебе честь и хвала.
— Ага, понимаю, — ухмыльнулся Урия. — Если кого-нибудь за них повесят, то не тебя, а меня. Как с трактатом по астрономии, вышедшим под именем Теодохада. Все церковники отсюда до Персии исходят бешенством, а ты в стороне! Хорошо, мой таинственный друг, я согласен.
Даже Пэдуэй был изумлен, когда через несколько дней Урия появился с огромным арбалетом. Хотя устройство его было достаточно простым и Мартин лично набросал схему, по собственному печальному опыту он знал: чтобы заставить мастерового шестого века сделать незнакомую вещь, надо стоять у него над душой, пока он раз десять ошибется, а потом взять и сделать самому.
Все утро они практиковались в стрельбе по мишеням в большой сосновой роще к востоку от города. Неожиданно метким стрелком оказался Фритарик, хотя и пыжился, всячески стараясь подчеркнуть, что презирает метательное оружие, как недостойное благородного вандала.
— Однако, — снисходительно признал он, — на редкость удобная штука.
— Да, — сказал Пэдуэй. — В моем народе бытует легенда об арбалетчике, который оскорбил правительственного чиновника и в наказание за это должен был попасть в яблоко на голове своего сына. Представьте, все кончилось благополучно: мальчик остался невредим.
Вернувшись домой, Пэдуэй узнал, что с ним требует встречи посол франков. Посол, некий граф Хлодвиг, был высок, наголо выбрит, как все франки, имел пышные усы и выдающийся квадратный подбородок. В роскошной алой тунике, звеня золотыми браслетами и цепями, он смотрелся очень эффектно. На взгляд Мартина, впечатление портили только кривоватые голые ноги, торчащие из коротких штанов. Кроме того, Хлодвиг явно страдал от похмелья.